Движение #MeToo и дискуссия вокруг нее на сегодняшний день коснулась и музеев. Неприличные в некотором плане и инсценирующие насилие произведения искусства должны немедленно исчезнуть из выставочных залов. Грозит ли им общественная цензура?
На прошлой неделе известный американский журнал Time выбрал в качестве «человека года» ни женщину и ни мужчину, а целый коллектив, в частности носителей движения #MeToo.
В центре внимания — картина французского художника Бальтюса 1938 года. Предмет обвинения — его «Мечтающая Тереза»: девочка подросткового возраста, непринужденно закинувшая ногу на стул и тем самым выставившая на наше обозрение отчасти заметное нижнее белье. Укор онлайн-петиции заключается в следующем: ребенок запросто становится объектом сексуального характера и вуайеризма (получение человеком полового удовлетворения путём наблюдения за сексуальными отношениями других людей) с учетом современных участившихся действий подобного рода. Силой 12 тысяч человек, подписавших петицию, было решено убрать произведение из Метрополитен-музея в Нью-Йорке.
«Повесили бы тогда Гогена, у него была 13-летняя любовница», — гласит один из комментариев к петиции. Другой же читатель заявляет о сексуальной эксплуатации ребенка в корыстных целях, поскольку одно только художественное воплощение прославляет, таким образом, насилие девушек столь юного возраста. Получается, Бальтюс в некоторой степени послужил плохой репутации американского кинопродюсера Харви Вайнштейна, не раз обвиненного в сексуальных домогательствах.
Приличие vs. искусство
Частые посетители музеев уже отмечали бесчисленное количество изображений обнаженных женщин и мужчин. С маленькими детьми ситуация та же. Стоит также заметить, что нашему взору часто представлены сцены насилия. Возьмем, к примеру, изображение Тарквиния и Лукреции на картине Тициана или неуместные действия двух мужчин по отношению к Сусанне в творчестве Антониса Ван Дейка. Взглянем, наконец, на «Авиньонских девиц» Пабло Пикассо. Разве не получилось у художника представить дам в качестве женщин легкого поведения?
Все эти произведения искусства являются великим наследием прошлого, но вместе с этим попадают под влияние движения #MeToo. Это значит, что они, как и некоторые другие сокровища истории, подвергаются пересмотру, и чаще всего в негативном русле.
Каким же образом художники способствовали тому, чтобы сделать женщину объектом похотливого влечения? Где демонстрируют они влечение и подчинение? Получается, что искусство на протяжении веков поддерживало жадный и похотливый взгляд творца? Значит, приличие теперь держит верх над годами усердных стараний?
Ответы на подобные вопросы не получают широкой огласки со стороны большинства музеев. Искусство остается искусством, а если кто-то вдруг принимает «неприличные» картины на свой счет, значит, это дело самого человека, а не целой общественности. Однако подобное все равно способствует «изменениям в нашей культуре», о чем и пишет журнал Time. Картины воспринимаются серьезнее и оказывают на нас новое влияние, это факт. В этом и состоит хорошая новость.
Грани дозволенного в искусстве
В целом же речь идет о довольно парадоксальном развитии: чем больше значения придают вышеупомянутой дискуссии, тем негативнее становится взгляд на само искусство. Оно воспринимается как нечто ужасно важное и все-таки теряющее всякое уважение. Тут уже поднимается вопрос о свободе искусства.
В 2014 году в Москве разгорелась бурная дискуссия из-за нового взгляда на картину Караваджо «Амур-победитель». Кто-то счел позу последнего неестественной и возбуждающей. Якобы совершенно непристойная сцена служила возбуждению наблюдателя и потому должна была сразу же быть убрана с глаз долой.
В 2016 университет Геттингена был вынужден приостановить работу выставки художницы Марион Вины, так как поступили многочисленные жалобы студентов на вызывающие изображения бюстов и задних частей тел.
Начало лета 2017 года ознаменовалось очередным спором, теперь уже в Нью-Йорке. Художница Дана Шутц изобразила на своей картине тело убитого темнокожего молодого человека и представила ее на выставке современного американского искусства «Биеннале Уитни», тем самым якобы выразив сожаления относительно общества темнокожего населения. Открытое письмо с жалобами требовало запретить выставлять картину где бы то ни было и вообще полностью ее уничтожить.
Восприятие музея как сокровищницы больше не релевантно
Пока расистское прошлое Америки в свете последних событий еще обсуждаемо, стоит обратить внимание на следующее. «Призыв к цензуре следует воспринимать не как акт разрушения, а как своего рода памятник тому, что стало жертвой события», — пишет Юлия Пельта Фельдман для журнала Merkur.
Между тем, пуританский фурор существует с тех пор, как существует и само искусство. С давних пор художники должны были мириться с тем, что их мотивы будут непонятны и отвергнуты. Однако в ранней истории критика не исходила от тех, кто боролся за равенство и просвещение. Противостояние искусству, производившему неприятное впечатление, было уделом евангельских христиан и невидных политических деятелей. Теперь же сфера искусства взята под контроль лицами, далекими от искусства, благодаря чему цензура исходит в основной своей массе снизу. В роли художника не хотят более видеть человека с феноменальными способностями.
Караваджо когда-то простили его безнравственную жизнь. Люди были снисходительны к тому, что великий творец обманывал и даже единожды убил человека. Итальянский скульптор Челлини также не самым удачным образом избавлялся от конкурентов. Подобным образом пострадала возлюбленная архитектора Бернини, что, к великому удивлению, никак не сказалось на его репутации. Более того, насилие зачастую воспринималось в качестве источника уникальной творческой силы. Гений казался избранным и получал возможность нарушать некоторые общественные правила.
Свободу искусству!
На сегодняшний день мы привыкли к свободному потоку информации в интернете и не в силах этот процесс контролировать. Искусство же, напротив, подчинено контролю. И как только дело касается музеев и искусства — здесь человек чувствует себя хозяином. Ему льстит сама идея овладеть тем, что ему не принадлежит, даже если под угрозу будет поставлена свобода действий.
Невозможно представить себе, что современный скульптор настоит на размещении в музее статуи Персея — мужчины с головой женщины, медузы Горгоны, в руках.
Взгляд на подобные сцены насилия, кажущиеся одновременно красивыми и жуткими, заставляет людей протестовать против оскорблений и издевательств, хотя те и не имеют связи с нашим настоящим. Одобряется лишь то, что соответствует собственному миропониманию. Кажется, мысль о том, что современным художникам поголовно свойственна растерянность, отходит на второй план. Им следовало бы лучше осведомляться в музеях о том, что же в реальной жизни недопустимо. Однако связь между вымыслом и реальностью все чаще нарушается. Многие не готовы поведать художнику свою правду.
Почему так происходит? Все объясняется тем, что отношение к картине медленно, но радикально меняется. С тех пор как фотографии смог делать каждый, нашему взору предстают не только интересные авторские находки, но зачастую и нечто совсем банальное. Фотография становится средством стандартной коммуникации. Видите, искусство тоже становится вполне приземленной сферой, так как теперь отправить селфи по пути за долю секунды не составляет труда.
Сегодня искусство уже выходит за стены музея и становится совершенно свободным. Благодаря мобильному телефону оно становится составной частью каждого общества, в котором многие склонны к ориентации на собственное мнение. Музей как место отчуждения, навязывания новой точки зрения тем самым теряет свое значение. Теперь миром правит личный взгляд каждого на мир, что возможно благодаря социальным приложениям, таким как Instagram или Facebook и т. п. Однако не стоит забывать, что и они навязывают свои условия. Фотографии должны быть впечатляющими. Тенденция такова, что подобные изображения подчиняются особому направлению: они приравниваются к иллюстрациям. Что до наших пор считалось историческим реликтом, представлением устаревших устоев, сегодня вполне соответствует требованиям времени.
Подобным образом перекрещиваются две культуры: настоящего и цифрового искусства, причем происходит это даже в музеях. Чем большую огласку они хотят придать своим сокровищам в «виртуальном» мире, тем больше ограничений встречают на своем пути. Универсальное требование к художественному музею для всех — в его способности основываться на иллюзии.
Пока что Метрополитен-музей оказывает сопротивление народной цензуре. Она еще может противостоять всеобщему стремлению к уравнению и заслуженному наказанию.
Перевод: Ольга Арихина
Оригинал: zeit.de/2017/52/sexismus-kunst-zensur-meetoo
18+
